О портрете Ермака.
Письмо Е. П. господина Тайнаго Советника и Кавалера Алексея Николаевича Оленина к Издателю Летописи Сибирской.
Я с большим удовольствием и благодарностию получил екземпляр Сибирской Летописи, которым вы меня на сих днях почтили. Я давно желал видеть сию вам принадлежащую рукопись ХVΙІ века, изданною в печать — и наконец достохвальным попечением Г. Государственнаго Канцлера Графа Н. П. Румянцова, о распространении всего, что может служить к вернейшим Историческим сведениям о России и вашими трудами — желание мое изполнилось. Но сколько я был обрадован сим новым появлением любопытнаго и полезнаго сочинения в кругу старинной нашей отечественной Словесности, столько опечалился, увидев в заглавии оной в гравированной картинке, мнимый портрет Ермака Тимофеевича. Я весьма сожалею, Милостивый Государь мой, о тех жителях Сибири, которые, как вы мне сказывали и поныне уверены, что сие лице должно будто изображать того великаго в своем роде мужа, который исторгнул у Татар богатый Сибирский край; — тогда как оно действительно представляет какого-то неизвестнаго западной Европы рыцаря XV или начала XVI века. Вот тому явныя доказательства [1]:
Шапка на сем рыцаре, которую в Сибири принимают за металлическую или за особый шлем, Ермаку принадлежавший, есть не что иное, как бархатная или суконная шапка, называемая шаперон (chaperon), которую в XV и XVI веках носили почти во всей Европе, кроме России. Повязка, выказывающаяся из под сей шапки, напоминает того же времени другой Европейской головной убор, который надевали вместе с шапероном, а именно: баретц (barrette), то что ныне у нас скуфьею называется. В конце XV века во всей Европе, особенно военные люди, начали отращивать бороду и в тоже время появились брызжи, или стоячия, а иногда и отложные воротники у рубашек: колле или фрез называвшиеся, (collet ou fraise); которых наши предки, особливо же наши козаки никогда не нашивали; а по тому сей убор вовсе Ермаку, (Василью Тимофеевичу) неприличен, равно как и латы, представленныя на сем мнимом его портрете. — Сего рода доспехи во времена покорителя Сибири не были употребляемы Русскими воинами, которые тогда вообще цельных лат не носили. Брони наши были или железныя кольчужныя, как то: пансыри; или из железных же пластинок, скрепленных кольцами, как то: дощатыя брони: или из таких же пластинок, прикрепленных заклепками к коже и бархату, как то: кулки; или из четвероугольных чешуй, как то: бахтерцы; или же из больших разнообразных пластин, также к коже и бархату прикрепленных, как то: зерсалы. Вот Русская ратная сбруя того времени; а не цельныя с головы до ног латы, во время Ермака употребляемыя: Немцами, французами, Англичанами и другими народами Европы, кроме Русских и Поляков, которые в своем вооружении более Азиатцам, нежели Европейцам подражали. Наконец самая медаль, повешенная на груди сего неизвестнаго латника, принимаемая, может быть за Царскую гривну или знак почести тогдашняго времени, которым Ермак никогда не был удостоен, также доказывает подложность сего портрета.
Впрочем мне кажется, что прежде завоевания Сибири, верно не приходило на ум козацкому того века Атаману заставлять с себя писать портреты, когда сие Искуство весьма мало еще известно было в России; во время же завоевания им обширнаго Сибирскаго края, продолжавшагося около трех лет в безпрерывных трудах и опасностях не было, кажется, ему удобнаго времени заботиться о своих портретах, да вероятно и не было кому их писать; а потому я полагаю, что в изображениях сего достопамятнаго мужа, оказавшаго столь великую услугу России, мы должны к крайнему сожалению ограничиваться представлением его в том виде, в каком он мог быть во всеоружении своем, не заботясь о верности в чертах его лица. Сие изображение Ермака можно легко и основательно согласить при некотором прилежном изследовании, об образе тогдашняго нашего вооружения, что довольно известно по преданиям и по оставшимся драгоценным памятникам в Московской Оружейной палате. Сверх того мы можем, хотя несколько руководствоваться в том рисунками Ремезовской, Тобольской или Сибирской Летописи, в которой Ермак два раза представлен во всеоружении своем. Броня его главнейше состояла по словам той Летописи: «в пансыре битом в 5 колец мудростно, длиною в два аршина, в плечах с четью аршин, на грудах и меж крылец, печати Царския, златые орлы. По подолу и рукавам опушка медная на три вершка [2].
Хотя рисунки сей Летописи и не весьма изправны, но они с помощию настоящих того времени Русских оружии. [3] дали мне средство представить Ермака Тимофеевича по крайней мере в том самом военном одеянии, в каком он в свое время, вероятно хаживал. Я старался при сем новом изображении завоевателя Сибири, чтобы в чертах его лица и в его стане, сохранено было все, что об наружном его виде сказано в Ремезовской Летописи: „бе бо вельми мужествен, и разумен, и человечен, и зрачен и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою и власы, прикудряв, возраст средний и плоск, плечист.»
Вот в каком виде я старался изобразить славнаго Ермака! Я посвящаю вам Милостивый Государь мой, сей малый труд (малый в отношении участия, которое я лично в оном принимал), в знак моего к вам уважения за полезныя ваши изыскания. Вы можете, если вам угодно будет, прибавить прилагаемый при сем гравированный на меди естамп с изображением Ермака Тимофеевича во всеоружении своем, к изданной вами Сибирской Летописи, при сем моем письме, а равным образом и к вашему Сибирскому Вестнику. Примите искреннее уверение в моем к вам почтении и преданности, с каковыми чувствами я имею удовольствие быть навсегда вам и проч.
7 Июня 1821.
